Я так соскучилась по маме. Хотелось услышать родной голос, и в то же время я боялась с ней говорить. Она меня ведь чувствует. Как скрыть от нее душевные страдания, в которых я сейчас тону?

Но больше оттягивать разговор с ней я не могла. Еще денек-другой и она устроит переполох. Еще чего доброго, заявится на место моей бывшей работы. С ее сердцем она просто этого не выдержит. Нужно будет потом как-то обосновать мой уход с работы и переезд в другой город. Но это потом, сейчас нужно взять себя в руки, и сделать так, чтобы мама на том конце провода ничего не заподозрила.

- Привет мам!- Я пыталась говорить радостно, но понимала, что получается слишком наиграно - фальшивлю. - Как у тебя дела?

- Привет, солнышко! Давно тебя не слышала. Заваливают работой? Сидела бы ты лучше здесь, хоть и зарплата поменьше, зато и свободней бы была. И всегда у меня на глазах.

- Мам, все нормально. - Мое натянутое настроения она почувствовала, но подумала, что виной этому усталость. - Ты с этой постоянной занятостью никогда замуж не выйдешь. Так и будешь в девках ходить до старости. Не дашь мне внуков понянчить.- Пошла новая песня о старом. И в первый раз я была довольна, что она затронула эту тему. Она могла говорить об этом без устали, сама задавая мне вопросы и сама же на них отвечая. Меня раньше напрягала эта попытка сбагрить меня с рук или как она говорит «Пристроить, что бы я за тебя не волновалась». Как на мой взгляд отдавая дочь замуж нужно волноваться еще больше. Кто его знает, какой человек рядом? Эта мысль больно кольнула в груди. Я уже поверила, а сейчас собираю осколки разбитого сердца. Мама мое молчание приняла по-своему.

- Опять дуешься? Я же добра тебе желаю. Не у всех ведь как у меня бывает. Кто-то живет счастливо и до самой старости. Боятся волка в лес не ходить.

- Да не обижаюсь я на тебя. Но где же женихов этих найти? Не повешу я ведь себе табличку на грудь «Требуется муж».

- Да потому, что занята ты постоянно, потому и некогда знакомится с молодыми людьми. Вот я говорю, сидела бы ты здесь, и я была бы спокойна, и времени свободного, было бы больше. А ты поехала за длинным рублем.

- Мама, за длинным рублем ездят за границу, а я всего лишь поехала в другой город.

- Но я вижу тебя так редко, как будто ты действительно за границей. - Вот на все у нее есть свой аргумент. Попробуй что-нибудь докажи.- Тут тебе недавно мужчина какой-то звонил. Сказал, что с банка. Предлагал какой-то кредит взять и просил твой мобильный. Не дала я ему твой номер. Знаю я их кредиты. Возьмешь, а потом за всю жизнь не рассчитаешься. Ты же недавно номер поменяла. Может потому и поменяла, что доставали тебя этим?

- Для таких звонков есть черный список. А телефон я действительно разбила. - О том, что можно было восстановить симку, я маме, разумеется, не сказала. От мысли, что меня искал какой-то мужчина, сердце забилось с удвоенной скоростью. Что ж я глупая так реагирую, на любую мелочь. Надежда, что он будет меня икать, не покидала. И знала же, что это глупо, что пытаюсь увидеть то, что хочу, а не то, что есть на самом деле. Не могла не думать о нем. Ненавидела и все равно скучала. Я даже не знаю, как правильно это назвать. То, что внутри все переворачивается от одной мысли о нем. Хочется лететь к нему и в то же время бежать в противоположную сторону, чем подальше. Как далеко нужно уехать, чтобы эта нить, привязывающая мое сердце к нему, наконец таки разорвалась. Чтобы не было так больно дышать, чтобы мир вокруг заиграл снова красками, и дни не тянулись унылыми серой чередой.

- Ну ладно мам, спокойной ночи, а то мне завтра рано на работу.

- Спокойной ночи доченька! Не бери ты мои глупые слова близко к сердцу. Я ведь просто переживаю за тебя.

- Хорошо мам. Спокойной ночи.- Я положила трубку и скрутилась на полу в безмолвном рыдании. Никогда не думала, что душевная боль может перерасти у физическую. А у меня сейчас ведь так горело все внутри, в горле стоял комок, а грудь, казалось, разорвется от этой щемящей боли. Я терла грудь руками, а хотелось разорвать кофту и ногтями скрести, и вырвать то, что уже, больше трех недель, не дает мне жить.

Я головой понимала, что это, скорее всего, звонил действительно сотрудник банка. Я ведь когда искала деньги маме на операцию, какие только инстанции не оббегала, где только не пыталась одолжить, а сердце хотело верить, что это он. Боже, сколько во мне глупости? Даже после всего, что он сделал, что я увидела своими глазами, так хочу ему верить. Что случилось со мной за последние два месяца? От куда взялась эта глупая влюбленная дурра, без капли гордости и самоуважения? Мне так хотелось набрать его номер, который я знала наизусть, но я сдержалась. Не зря же я уехала, не зря обрезала все пути назад. Зачем ковырять рану, которая еще не зажила? Да и заживет ли когда-нибудь?

Не знаю, сколько времени так лежала на полу, а потом все же пришлось взять себя в руки. Я снова отключила телефон, избегая искушения позвонить ему.

Глава 27

Давно свыклась с мыслью, что в каждом мужчине искала его черты. У кого-то - фигура, у кого-то - походка, а кто-то взглянул именно так как он. Сколько времени это будет продолжаться? Когда я научусь жить, отбросив прошлое?

Вот и сейчас, проходя около любимого, еще с времен учебы, кафе, я увидела знакомый БМВ. Такой же, но скорее всего другой. Просто мое воображение подбрасывает мне то, что я хочу видеть. Я ели сдержала себя, чтобы не обойти машину и не посмотреть номера. Закрыла на минуту глаза и попыталась успокоиться. Не оборачиваясь, направилась в кафе, за утреней дозой кофеина. В последнее время был жуткий упадок сил, и я просто не могла без утреннего кофе - засыпала на ходу.

Уже взявшись за ручку черт меня дернул обвернуться. С машины выходил мужчина, такой же рослый и широкоплечий, как Николай. На глаза непроизвольно набежали слезы, они не стекали на щеки, а просто туманили взгляд. Черт лица мужчины я не видела. В этом сладком неведении, но полна надежд и мечтаний, я так и стояла, держась за ручку двери. Люди из нутрии выходили, и мне пришлось отойти, вместе с открывшейся дверцей. Я на минуту потеряла из виду мой личный мираж, а когда развернулась обратно, глаза уставились в распахнутый ворот рубашки. Я помнила этот цвет кожи, ее гладкость и жесткие курчавые волосы, что прятались чуть ниже, и если расстегнуть третью пуговицу их можно увидеть. В нос ударил до боли знакомый и родной запах. Запах кожи любимого мужчины вместе с его духами. Этого просто не могло быть. Неужели это последняя стадия и мне пора лечится.

Нужно было закрыть глаза, отвернуться, уйти, убежать, но я не смогла. Я как в замедленных кадрах фильма постепенно поднимала глаза. Ворот рубашки - кадык, который двинулся, нервно сглатывая, неужели волнуется? Когда глаза дошли до подбородка, в глаза бросилась недельная щетина, никогда не видела его не бритым, на столько. Это было так ... волнующе. Хотелось запустить пальцы и поскрести этого черного ежика. Губы, сжатые в тонкую полосу - они такие только когда он злится или волнуется. Его волнение и растерянность я видела только раз - там, в машине, когда он признавался, что никогда меня не отпустит, но отпустил, и даже сам оттолкнул. Сердце снова резанула острая боль.

А потом глаза. Эти темные глубокие зеркала души. Они были чуть прищурены, как будто пытались что-то угадать. Я тонула в этих глазах. Так хотелось просто смотреть в них и ни о чем не думать, ничего не помнить. Просто вычеркнуть эти три недели бесконечных мук и жить дальше. Лишь бы он был рядом. Лишь бы видеть эти глаза, чувствовать его дыхание где-то в области шеи, ощущать его руки на своем затылке, когда он медленно перебирает пряди моих волос. И какое еще нужно счастье? Так хотелось прижаться к нему и не отпускать.

Но память предательница подбросила картинки Марины на его коленях, их поцелуй. Я не смогу превратится в пустышку, позволяющую ему все, ради коротких мгновений счастья, когда он рядом. Меня чуть не убила одна его измена, и я ели поднялась на ноги, так и не сумев до конца себя собрать. После второй я просто не выживу.